Пятница, 29 марта

Страна радуги

Ноябрьская полночь выдалась жаркой и шумной. Мы сидим в аэропорту в Египте и ждем самолет в Йоханнесбург. Мы летим в Южную Африку. Муж по работе, а я хвостиком. Я люблю путешествовать «хвостиком», когда муж едет в командировку. Путешествие «хвостиком» позволяет поближе познакомиться с людьми, живущими в этой стране, и увидеть чужую жизнь изнутри.

Сиреневый город

Утром мы приземляемся в Йоханессбурге (местные называют его Йобург). Здесь высокий уровень преступности, поэтому неудивительно, что нас встречает водитель, больше похожий на охранника: бритоголовый, руки в шрамах. Рассказывает, что он серб, бывший наемник. В бардачке у него пистолет, что тоже неудивительно: здесь почти в каждом доме есть оружие. Но город за окном совсем не выглядит опасным.

Я раньше не знала, что на земле существуют сиреневые города. Йоханнесбург и Претория, какими бы мрачными они не выглядели в полицейских сводках, в ноябре самые нежные города в мире. Весна, и вовсю цветет джакаранда – деревья до 30 метров в высоту. Не видно ни колючей проволоки, которой обтянуты все высокие заборы частных домов, ни обшарпанных многоэтажек. Есть море нежнейшего кружева, сливающегося с небом и с тротуарами, усыпанными лепестками. Йобург самый большой город в мире, построенный не у воды. И самый большой в мире город-парк. В городе 10 миллионов деревьев, а население «большого» Йоханессбурга с пригородами около 8 миллионов.

Селимся мы в небольшой четырехзвездочной гостинице, состоящей из двухэтажных домиков. За окном орут птицы. Отопление (кондиционер) в домиках только в спальне. Поздней весной – здесь ноябрь весенний месяц — это значения не имеет. Вот в июле, в разгар зимы, в ванную идти по утрам не очень хочется, говорит муж. Тогда на улице на деревьях изморозь, а в ванной спартанские десять градусов тепла.

Я тут же бросаюсь в ванную и провожу там полчаса, пытаясь увидеть эффект Кориолиса. Я об этом с детства, с уроков природоведения мечтала. То, как вода, уходя в слив, вращается в другую сторону. Не по часовой стрелке, как дома, а наоборот. Но тщетно. Умывальник современный, высокого качества. Вода в раковине не задерживается и исчезает мгновенно. Почти по прямой.

Роботы на дороге

Вечером мы пешком идем в ресторан через квартал. Хотя по-английски мы оба говорим прекрасно, но как пройти к ресторану, понять сложно. Мы должны повернуть налево, когда увидим первый робот. А возле второго робота направо. Все очень просто, говорит клерк на рецепции. «Это, вероятно, современное искусство – скульптуры роботов на каждом шагу», — с умным видом объясняю я мужу. И мы отправляемся в путь. Ресторан мы ищем долго. Мы не видим ни одного робота (в нашем, европейско-японском понимании этого слова). Хотя, как оказывается после звонка коллеге по имени Бредли, тщетно ожидающему нас в ресторане, роботы в Южной Африке на каждом шагу. Мы полагаем, что еще не достаточно надышались джакарандой, и только поэтому роботов не замечаем, в отличие от местного населения. Хотя видим стрелки на дороге с надписью «робот». Значит, все-таки не совсем галлюцинация. «А как они выглядят?» — робко спрашивает муж. «Ну как. Как везде. Иногда, правда, с временным таблом – сколько секунд осталось», — недоуменно отвечает коллега. «До чего осталось?» — робко спрашивает муж. Он, похоже, подозревает что-то зловещее. «Ну, до того, как они цвет поменяют». Легче не становится. Для чего и как роботы меняют цвет, мы еще не знаем, но лицо мужа начинает краснеть. «А какого они цвета обычно?» — беру я телефонную трубку. Коллега, решивший, что вся семья глобально нездорова, спрашивает, где мы находимся, и обещает срочно приехать. Либо сам, либо с другом-врачом. А потом походя бросает: «Ну, как везде. Красный, желтый, зеленый». Оказывается, роботами в Южной Африке называют светофоры. «Глобусами» — электрические лампочки. А China – не страна и не фарфор. Всего лишь приятель. Потому что mate(приятель) рифмуется с china plate (китайский фарфор).

Южноафриканский английский отличается не только лексикой, но и степенью поликорректности. В Лондоне нечасто говорят о различиях между черными и белыми. Слово «негр» вообще не употребляется. Скажешь один раз и станешь парией. В ЮАР различия очевидны и о них говорят постоянно и спокойно, как о любой другой данности. Апартеида больше нет. Слово «негр» тоже не говорят. Но разделение осталось. Например, белые не ходят пешком. Вообще никуда. Приезжая в место назначения, они паркуются как можно ближе к входу. Они даже не думают о том, что куда-то можно дойти ногами. Я хотела пройтись по набережной и спросила Бредли: «А сколько примерно до того здания? Полчаса или дольше?» «Минуты четыре», — с удивлением ответил Бредли. За исключением Кейптауна, за все дни, проведенные в Южной Африке, мы не видели на улице ни одного белого человека, идущего пешком.

Город под столом

Город Дурбан встретил нас облаками и ветром. Обычная ноябрьская погода. Здесь почти всегда ветер, особенно на набережной. Поэтому во всех зданиях есть внутренний двор. И действительно, попытка выйти за пределы довольно широкого внутреннего колодца заканчивается плачевно. Меня вдувает обратно, но я мужественно отправляюсь на прогулку. Не каждый день удается гулять по набережной Индийского океана.

Вечером мы идем в ресторан с аквариумом, uShaka Marine World, расположенный в старом торговом корабле. Там страшно интересно, хотя есть, когда акула заглядывает вам в тарелку, — сомнительное удовольствие.

Спрашиваю Бредли, сколько нужно, чтобы комфортабельно жить в Южной Африке. 5-6 тысяч евро в месяц для белой семьи с двумя детьми. Или того меньше, если дети уже выросли и разлетелись, как у Салли, коллеги Бредли. У Салли большой дом и домашняя помощь ( 24\7, 6 дней в неделю, стоимостью 300 евро в месяц) плюс маленький домик для прислуги, где домашняя помощь собственно и живет. Все это досталось ей от родителей. Дома в Южной Африке намного больше, чем в Англии. Квадратный метр дешевле, обслуга доступнее.

Но разница между бедными и богатыми безумно велика. Townships – трущобы — существуют и сегодня, с большими жестяными коробками вместо домов. Смотреть на это тяжело. Хотя на богатые дома с заборами и колючей проволокой тоже не весело.

Вечером – еще один самолет, на противоположную сторону материка, к Атлантическому океану, в сказочное место под названием Кейптаун. Это портовый город, бывший перевалочный пункт для голландских кораблей, с которого, собственно, и началась Южная Африка. Кейптаун расположен в Столовой Бухте, над ним нависает Столовой Горой. Гора и впрямь похожа на стол. Когда над ней зависает облако, его называют скатертью.

Кейптаун свободнее, радостнее, шумнее и веселее, чем Йобург или Претория. Здесь есть не только белые или черные. Здесь живут «цвета» — именно так, а не «цветными», называют местные жители потомков смешанных браков между индонезийцами, малайцами, европейцами (в основном голландцы и немцы) и местным населением. В Кейптауне нет расового напряжения, это город, воплощающий мечту Нельсона Манделы о Стране Радуги, где учатся жить вместе люди самых разных цветов и оттенков.

Здесь прекрасные виды, бодрящая энергия и интересные люди. Сюда хочется возвращаться. И да, в центре здесь ходят пешком. Хотя приезжие со знойного севера, как Бредли, предпочитают вызывать такси.

Вечером над набережной V & A Waterfront, любимым местом прогулок, где магазины, рестораны, суверниры и музыка, — над всем этим висит большая луна, слегка вытянутой, овальной формы.

Еда в Кейптауне разнообразна, значительно лучше, чем панибратское обслуживание. Свежайшие морские, а вернее, океанские, продукты, как и ожидаешь от портового города. Восхитительные виноградные улитки с местных виноградников. Южноафриканское вино европейские гурманы открыли для себя не так уж и давно, но теперь это неотъемлемая часть культуры. Британские авиалинии всем совиньонам предпочитают южноафриканский Мальборо. А мы влюбляемся в красное с очень женственным названием – «Плитка шоколада» (Chocolate Block). Хотя любитель шоколада у нас муж, я же всем сладостям предпочитаю билтонг – тонко нарезанное сначала замаринованное, а потом вяленое нежирное мясо, довольно жесткое. Чаще из говядины, но практически из всего, что попадется. Мне удалось попробовать билтонг из страуса, антилопы-спрингбок и буйвола. Говорят, бывает и из слона.

Место, где не сливаются океаны

В последний день мы едем дальше на юг, на мыс Доброй Надежды.

Дорога – приключение само по себе. Во-первых, цвета. Растения, почва, небо – все ярко и разнообразно. Желто-бежевая земля сменяется красной. Зеленые кактусы цветущими зарослями всех возможных оттенков. Виноградники – экзотическим лесом.

Однако, наслаждаясь видами, надо помнить, что один из самых распространенных видов преступлений в Южной Африке — нападение на автомобили. Занимаются этим не только люди. На юге сплошь и рядом вы увидите предупреждающий знак: «Бабуины».

Бабуины, ростом около 75 сантиметров, довольно сильны, агрессивны и легко обучаются. Живут большими стадами (до сотни особей) и друг другу помогают. По принципу «узнал сам – расскажи другому». Именно поэтому обезьян кормить нельзя. Накормил одного – на следующий день все стадо будет знать, что еду можно получить из окна автомобиля. И случайно остановившемуся туристу, если он забыл задраить окна автомобиля и запереть дверцы, поможет только удача.

В Кейптауне существует микрорайон, в котором бабуины терроризируют многоэтажки. В основном ищут еду. Но не брезгуют и занавесками, и детскими игрушками

К сожалению, ни одного бабуина по дороге на Мыс Доброй Надежды я так и не увидела. Только знаки. Мы останавливаемся в туристической деревушке, где, кроме лавок с сувенирами, есть необычный театр с необычными актерами — морскими котиками. Отсюда на катере можно доплыть до острова, где их очень много. Он так и называется – Остров морских котиков.

Наших котиков никто не дрессировал специально. Они сами научились развлекать туристов, зарабатывая разными трюками заслуженные аплодисменты, простите, рыбу, заодно обеспечивая и местных рыбаков средствами к существованию. По крайней мере, так нам рассказывают.

На мысе Доброй Надежды меня ждут два крупнейших географических разочарования. Во-первых, это не самая южная точка Африки. Это самая юго-западная точка. А во-вторых, хотя это упорно повторяли и наши местные друзья, Индийский и Атлантический океан сливаются не здесь, с совсем в другом месте, в национальном парке довольно далеко от мыса.

На мыс мы поднимаемся на фуникулере, перед которым висит довольно забавная табличка: работаем без происшествий, приведших к тяжелым увечьям, уже 5691 день. Цель – 6500. А дальше что? Мы радуемся, что приехали заранее.

Фуникулер наверх действительно стар, скрипуч и горяч. Вентиляторы не работают. Мы пользуемся им на свой страх и риск. Никто ни за что ответственности не несет, кричат многочисленные таблички.

Риск того стоит. Наверху сильный ветер и красота. Фотографии бесполезны. На них нет ни цвета, ни бесконечности, ни ощущения того, как действительно захватывает дух. И как хочется путешествовать дальше. И как очень хочется сюда возвращаться. Хотя бы изредка.

Пару месяцев спустя, в Лондоне, вышколенные официанты приносят нам карту вин. Мы, не сговариваясь, одновременно тычем пальцем в одно и то же. Южноафриканское красное, в котором прекрасно сочетается великолепный виноград, выросший под далеким южным солнцем, овальной луной и Южным Крестом, и хорошее, типично южно-африканское чувство юмора. God father – крестный отец. Goatfather – папа-козел. Звучит похоже.

Мы улыбаемся друг другу и очень теплому зимнему приключению, которое хочется повторить.

Факты:

В Южной Африке много опасных животных. Самый опасный убийца — это мужчина без презерватива, меняющий партнеров. 370 000 человек в год умирают от СПИДа. Ожидаемая продолжительность жизни в Африке 49 лет.

Из четвероногих наиболее опасен не лев, не гепард, а гиппопотам. Из насекомых — женская особь комара Anopheles, переносящая малярию и убивающая более миллиона наших с вами собратьев каждый год по всему миру. В Южной Африке риск мал. Всего лишь 1600 смертей в год. Рискуют те, кто не мазался на ночь средством от комаров, не прикрывался москитной сеткой, вовсю пользовался духами и, как ни странно, предпочитал одежду ярких цветов.